ЖЕНИТЬБА
Грегори Корсо (1930-2001)
Жениться мне, что-ли? Стать Хорошим пока совесть пуста?
Поразить соседскую девушку вельветовой курткой и шапочкой Фауста?
Затащить не в киношку, а на кладбище, куда ходят поэты,
рассказать про оборотней в ванной, про раздвоенные кларнеты,
там захочешь её – и целуй, после положенных увертюр,
она тебе только досюда позволит, как водится у этих дур,
но не рассердится, если только пощупать! Это прекрасно же - щупать!
Я обниму её, прислоню к покосившемуся камню надгробия
и буду куковать ночь напролёт про созвездия и богоподобие...
Она познакомит со своими родителями
меня, проглотившего аршин, с напомаженными волосами, в тесной удавке галстука.
Значит ли это, что нужно сидеть на дешёвом старом диване, сдвинув колени,
стесняясь спросить, как пройти в туалет?
Не испытав, не прочувствовать мыслей о мыле Флэш Гордон -
О, как ужасно, должно быть, сидеть перед
обуреваемой тревогой родительской парой:
Мы его никогда не видали! Он ХОЧЕТ нашу Мэри-Лу!
После чая с домашним печеньем обязательно спросят:
Чем ты зарабатываешь на жизнь?
Ответить им правду? А может я им не понравлюсь?
Или скажут, Ну, ладно, давайте женитесь, мы теряем любимую дочку,
зато у нас есть теперь сын -
и тогда уже можно будет спросить, как пройти в туалет.
О, Господь, а ещё ведь и свадьба! Вся семейка невесты, с друзьями;
и горстка моих - все, как один, неряшливо бородаты, грязны и ждут,
когда можно будет пожрать и надраться.
Священник смотрит в лицо, наверное, чтобы узнать, не дрочил ли я утром.
Дурацкий вопрос - Хочу ли я взять эту женщину в законные верные жёны? -
я, дрожащий, не зная, что надо ответить, скажу - Клейкий Торт!
и потом поцелую невесту, а эти уроды станут хлопать меня по спине,
уверяя - Она вся твоя теперь, парень, ха-ха-ха! -
отражая непристойность медового месяца в сальных глазах -
а после абсурдность обсыпания рисом, старые туфли и гремящие консервные банки,
близкий путь к Ниагаре, где нас легионы! - Мужей! Жён! Цветов! Шоколада! -
поток, врывающийся в уютный отель,
в предвкушеньи синхронных движений во всех номерах этой ночью.
Безразличный клерк наперёд знает всё, что случится,
и зомби, сидящие в баре, тоже всё понимают,
а портье подмигнет нам всезнающим глазом.
Всем всё ясно вокруг! К тому времени мне ничего уже больше не нужно!
Давай не ложиться всю ночь! Лучше пялить глаза в регистратора, с криком:
Я не признаю медового месяца, не признаю!
ворваться в обиталища климакса
с криком - Радио пузо! Кошачья лопата!
О, я навеки остался бы жить в Ниагаре! - в тёмном тоннеле под водопадом,
навсегда обезумевшим Медовомесячник ом, дающим советы молодожёнам о том,
как уничтожить все свадьбы, проповедником полигамии, угодником вечных разводов!
Нет, правда, мне стоит жениться, пора стать Хорошим.
Как было бы здорово вернуться домой к ней
и сесть у камина с бокалом, а она в это время на кухне
в передничке, так молода и красива, в ожиданье ребёнка,
счастлива моему появленью, потому и сожгла мясо, которое ростбиф,
бежит ко мне, плача. Я встаю с большого уютного кресла мужчины, успокоить её:
Как рождественски зубы на полку! Лучащийся мозг! Глухота красных яблок!
Боже мой, я был бы прекраснейшим мужем! Да, несомненно, нам нужно жениться!
Предстоит столько сделать! Например, пробраться в дом соседа, мистера Джонса
этой ночью, прикрыть его клюшки для гольфа норвежскими книгами 1920-го года.
Или украсить работой Артура Римбо газонокосилку,
развесить марки страны Танна Тува на белый забор возле дома,
а если вдруг миссис Кинкхэд придёт собирать пожертвованья для общины,
схватить её крепко, напомнив, что нынче небесные знаки не благоприятству ют сборам!
А если заявится мэр, чтобы заполучить и мой голос,
я скажу ему: людям давно пора прекратить убийство китов!
И если молочник придёт, оставить ему записку в бутылке:
Пыль пингвинов, принеси мне теперь пыль пингвинов, принеси мне пингвинную пыль!
Если всё же решусь я жениться, если это Коннектикут и пора снегопада,
и если она родит мне ребёнка, а я истощённый бессонницей,
ночь за ночью, уставившись в мглу за окном, оторвавшись от прошлого,
вдруг обнаружу себя тривиальнейшим в мире трясущимся слабым мужчиной,
погребённым лавиной забот, - это вам не каракули и не римский суп из монет, -
каково мне будет тогда?
Ясно, я бы отдал всё за малый кусочек резины из диалогов Тацита,
за гремящий мешок с обломками старых записей Баха,
разукрасил бы всю колыбель работами Делла Франчески,
бутылочку с соской расписал греческим алфавитом
и построил загородку младенцу на манер Парфенона без крыши.
А вообще-то я сомневаюсь, что был бы таким вот отцом.
Безо всяких предместий, без метели и мглы за окном -
мы бы жили в вонючем нью-йоркском парадном,
на седьмом этаже, тараканном и с крысами в стенах,
где рейхианская толстая баба скрипит над блюдом с картошкой: Поищи-ка работу!
а пять влюблённых в Батмана носов истекают соплями,
где соседи - беззубые, с иссушёнными пролысями,
осадок поднявшихся масс позапрошлого века -
ждут своей очереди, чтоб зайти к нам в квартиру смотреть телевизор,
а домовладелец немедленно требует платы.
Продуктовая лавка, Страховка, Электричество-Газ, Орден Рыцарей верных Колумба.
Невозможность расслабиться или поспать, телефон, снег, захламленный паркинг...
Нет! Я никогда не женюсь! Никогда не женюсь!...
Но представь: что если бы я вдруг женился на прекрасной и умной девице,
высокой и бледной, в элегантном вечернем наряде, в длинных чёрных перчатках,
держащей одною рукой сигаретницу и бокал аперитива в другой,
мы бы жили вдвоём высоко наверху, в пентхаузе с видом на город,
откуда в ясные дни был бы виден Нью-Йорк вплоть до дальних окраин?
Нет, всё равно не могу представить себя в прекрасно-тюремной женитьбе...
Ну, а как же, ты спросишь, любовь? Я забыл о любви,
не потому, что я к ней не способен,
просто вижу любовь столь же странной, как обувь на ступнях босого.
Меня никогда не влекло к женщинам, похожим на мать,
мечтать о жене Ингрид Бергман бессмысленно, право,
и даже если где-то есть женщина, она уже замужем,
а мужчины меня не волнуют...
Но кто-то же должен здесь быть!
Потому что - вдруг мне шестьдесят, и я до тех пор не женат,
один в меблированных комнатах, пятна мочи на белье,
а все остальные женаты! Вся вселенная кроме меня!
Всё равно, если б женщина была так же возможна,
как возможен я сам, то и брак оказался б возможен.
Где-то там в чужеземном уборе ОНА ожидает друга ночью египетской -
так и я обездоленно жду её вот уж две тысячи лет у источника жизни.