Arthur Kalmeyer

Arthur Kalmeyer => Евреи => Тема начата: тех.админ от Июня 12, 2018, 02:35:29 am

Название: 01/13/2010 ТАЙНА РОСТОВСКОЙ СИНАГОГИ. Часть 2
Отправлено: тех.админ от Июня 12, 2018, 02:35:29 am

ТАЙНА РОСТОВСКОЙ СИНАГОГИ - окончание

***

Мы встретились в Йосином кабинете, где одновременно была кошерная столовая, библиотека и бюро знакомств для серьезных отношений с выездом в дальнее зарубежье. Было около десяти человек, в том числе и братья Портные, и дядя Нёма. Предварительно Йося всем объяснил важность происходящего и ответственную роль, отведенную каждому из них в деле возвращения здания синагоги. И чтобы никаких скандалов.

Старики ходили по комнате и привычно ругались между собой в ожидании адвоката. Тема беседы, как я понял, касалась известных событий 1946 года.

Собравшиеся, видимо, ожидали кого-то серьезного и толстого, т.е. именно адвоката, поэтому, когда я вошел, никто из них не обратил на меня особого внимания. Только после того, как Йося меня представил, все повернулись лицом ко мне.

Какие это были лица! Сейчас таких лиц уже нет. Или они далеко отсюда. Я увидел весь спектр от Авраама до Бени Крика.

Братья Портные стояли в разных углах комнаты, но можно было легко догадаться, что они братья – и по прекрасно сидящим на них костюмам, по одинаковой благородной седине и гладким лицам.

В стоящем у окна человеке по пламенному взгляду и мозолистым рукам я угадал собственного корреспондента газеты «Советиш геймланд». На его голове вместо кипы был антикварный картуз, в котором он, видимо, темной ночью 1946 года привозил в синагогу шифер. Ничто не выдавало в нем миллионера.

Я понимал, что каждый из них видел, понял и пережил в своей жизни больше меня, что я для них мальчишка, который пришел учить их тому, что они уже давно знают. Но я их сразу полюбил. За то, что они не боролись с властями, не били себя кулаками в грудь, не взбирались на трибуны и по служебным лестницам. За то, что они не меняли паспорта, не изменяли отчество. Они просто хранили в себе то, что осталось после еврейских местечек, после тех, кто погиб от черносотенного ножа, буденовской шашки, в яме Змиевской балки, печах Майданека или в ближайшей подворотне, как мой второй дед, пытавшийся убежать из Минского гетто. Они несли это не как знамя, а как свечку на ветру, прикрывая ее полами своих пальто.

И донесли. Мне все равно, кем быть – евреем или чукчей, но до тех пор, пока есть антисемиты, я буду евреем. Пусть Йося платит мне вдвое меньше или вообще не платит. Я буду делать это для себя.

В общих чертах я объяснил, что мы в суде должны доказать тот факт, что община добросовестно, открыто и давно владела синагогой. Это можно доказать не только документами, но и свидетельскими показаниями. Каждый из присутствующих вспомнил разные детали, в том числе о том, как платили за свет, как делали ремонт, крыли шифером крышу.

Миша Портной, указав на дядю Нёму, спросил меня:

- Он Вам уже рассказал про крышу?
- Что ты врешь?! - дядя Нёма бросился к Мише Портному.
- Ты на себя посмотри, шлимазл, - презрительно отреагировал Миша, не двигаясь с места.

И потекла неторопливая мужская беседа. Все стали успокаивать Мишу и дядю Нёму, размахивая руками, и подняли такой шум, что аргументов сторон уже не было слышно. В комнату вошла пожилая женщина, бухгалтер синагоги, которая принесла документы для суда. Она с минуту стояла в дверях, оценивая происходящее, потом негромко сказала:

- Мальчики, вам не надоело? Миша, уже отойди от него. Нёма, сядь на место, я тебе говорю.

Шум смолк также внезапно, как начался. Все, как ни в чем не бывало, разошлись по своим местам.
Мы обо всем договорились. Все всё поняли про суд. Единственная моя просьба заключалась в том, чтобы каждый из будущих свидетелей был краток и отвечал лишь на тот вопрос, который ему зададут. И больше ничего. И больше ни о чем. Ни слова. Всё.

***

Кировский районный суд располагался в то время напротив гостиницы «Интурист». Условно говоря, это место можно было назвать помещением. Но все уже привыкли и, как-то, внимания не обращали на прогнившие полы, висящую с потолка штукатурку и прочие прелести правосудия.

В день судебного заседания в суд во главе с Йосей пришли все наши свидетели и еще человек тридцать сочувствующих. То, что мы условно назвали помещением, такого количества людей вместить не могло, поэтому часть сочувствующих расположились у входа. Тут же подошел милиционер и поинтересовалс я, в чем дело, Увидев бородатого Йосю в парадном одеянии, он отошел. Тогда по улицам ходило много разного рода кришнаитов с барабанами, иеговистов с плакатами, просто протестующих, и власти не видели в этом ничего плохого. Гласность, короче.

Суд начался буднично: «Слушается дело по заявлению ростовской еврейской религиозной общины... В суд явились стороны...» и т.п. Я объясняю суду, чего мы хотим. Представитель балансодержате ля объясняет суду, почему это невозможно. Суд приступает к допросу свидетелей.

Первым решено было выпустить дядю Нёму.

Он вошел в зал судебного заседания с готовностью рассказать все, о чем бы его ни спросили и даже более того. Поздоровался с секретаршей. Та показала ему глазами на судью, сидевшую в центре огромного стола. «Извините, не заметил», - снова поздоровался дядя Нёма. Видно было, что он волнуется.

Воцарилось молчание. Судья Вера Николаевна искала в папке с делом какую-то бумажку, а дядя Нема, который, видимо, так долго никогда не молчал, стал делать мне руками и глазами знаки, как бы означавшие вопрос – можно ему уже начинать или еще рано.

- Вы вызваны в суд в качестве свидетеля, - произнесла Вера Николаевна, - сообщите суду свою фамилию, имя и отчество.

Дядя Нёма, обрадовавшись, что с ним, наконец, заговорили, поднял руку в примирительном жесте и сказал:

- Зовите меня просто дядя Нёма.

Судья, не ожидавшая такого ответа, в изумлении подняла глаза на дядю Нему и сказала, что ее интересует, как записать в протокол его фамилию, имя и отчество.

- Зачем так официально? Просто дядя Нёма и все. Меня так все называют.
- Мне как раз нужно официально, потому, что это суд. Нам в протокол нужно записать Ваши данные, - судья попыталась сделать строгое лицо, но, глядя на дядю Нёму, не смогла сдержать улыбку.
- Вот и запишите в свой протокол – дядя Нёма. Вы знаете, к нам приезжали раввины из Америки и они хотели меня найти. Так они спросили – где дядя Нёма? - и им сразу сказали. Я живу в доме Драпкин. Меня все знают, потому, что я являюсь собственный корреспондент газеты «Советиш геймланд», я знаю иврит, я знаю идиш. Сейчас мало кто знает идиш. Так и пишите, - и, уже обращаясь к секретарю, - дядя Нёма.

Секретарь с самого начала пыталась держать лицо, но, когда дядя Нёма обратился к ней, она не выдержала, выронила ручку и со стоном наклонилась под стол, чтобы не хохотать на весь зал. Судья ещё держалась.

- Послушайте, дядя Нёма, - попыталась взять ситуацию под контроль Вера Николаевна, - существует определенный процессуальный порядок. Свидетель должен сообщить суду фамилию, имя и отчество и эти сведения записывают в протокол. Понимаете?

Дядя Нёма не понимал. Он недоуменно посмотрел на меня и громко спросил:

- Лившиц, я что-то не то сказал? Они мне сегодня дадут говорить или они мне сегодня не дадут говорить? Для чего Вы меня сюда вызывали?

Дядя Нёма начинал нервничать и этого нельзя было допустить. Я попросил у судьи разрешения переговорить с дядей Нёмой, подозвал его к своему столу и тихонько стал объяснять, что это, мол, такой порядок, тут так положено – назвать фамилию, имя и отчество. Формальность такая. А потом уже можно будет рассказать то, о чем мы договаривались . Дядя Нёма не унимался и шипел мне в ухо:

- Зачем этих формальностей? Я им все расскажу и они сами сделают выводы.

В это время ко мне подошла секретарь и сдавленным голосом попросила написать на листочке фамилию, имя и отчество дяди Нёмы. Я написал. Казалось бы, вопрос исчерпан. Но это только так казалось.

- Ваш год рождения? - уже с опаской спросила судья.
- О-о! Это такой интересный вопрос. Мне много лет и я давно живу в Ростове. Меня все знают. Я ведь являюсь собственный корреспондент газеты «Советиш геймланд». Я пишу статьи. Их читали даже в Америке. Кстати, сюда недавно приезжали раввины из Америки, так они сразу спросили дядю Нёму...

Теперь настал черед судьи. Она приложила к глазам носовой платок, затряслась и стала постанывать тонким голосом. А ведь дядя Нёма еще не начинал давать показания!

Сочувствующие в коридоре через открытую дверь услышали стоны судьи и, не понимая, что происходит, стали перешептыватьс я. В коридоре поднялся гул. Те, кто стоял ближе к дверям зала, рассказывали стоящим сзади, а эти, в свою очередь, передавали дальше. На улице поняли, что дядя Нёма набросился на судью. Ей стало плохо и уже вызвали скорую помощь. Синагоги теперь не видать, а Нёму арестуют. «И поделом», - злорадствовали те, кто придерживался версии о том, что именно Нёма на своих лошадях ночью вывез шифер, которым должны были крыть крышу синагоги после войны. «Вы посмотрите на его дом», - говорили они, - «какая у него крыша. Это что, с неба свалилось?». Противники вспомнили, что Миша Портной в ту пору был председателем общины и отвечал за стройматериалы и только он мог ими распоряжаться. Спор продолжился уже на улице, т.к. всех спорящих попросили выйти из коридора. Оставшиеся еще несколько минут кричали друг на друга, призывая к тишине.

В это время Вера Николаевна немного успокоилась и официальным тоном обратилась к дяде Нёме:

- Гражданин Гительмахер, Вы предупреждаете сь об ответственност и за дачу заведомо ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Вам понятно?

По выражению лица дяди Нёмы было видно, что он впервые слышит такие словосочетания и не понимает их смысла.

- Правду нужно говорить суду, понимаете? - перевела сказанное на обычный язык Вера Николаевна. Наум Исаакович, оскорбившись, поджал губы:

- Когда я был маленьким, папа мне всегда говорил: «Нема, никогда не ври, говори только правду». И я всегда говорю только правду.

Дядя Нёма прислушался к своим словам, оценивая их как бы со стороны. На его лице отобразилось удивление. Потом он оглянулся в коридор, где у двери стоял Миша Портной, ожидающий своей очереди, и добавил:

- Не то, что некоторые. Вы знаете, о ком я говорю. Они думают, что можно невиновных людей оговаривать, и им все сойдет с рук! Я являюсь собственный корреспондент газеты «Советиш геймланд», меня знают даже в Америке...

Понимая бесполезность сопротивления, Вера Николаевна вполголоса обратилась ко мне:

- Что он должен был показать суду?
- Он должен был показать, что с 1945 года община открыто и добросовестно владела зданием синагоги, ремонтировала его за свой счет, платила земельный налог, коммунальные платежи, красила фасад, перекрывала крышу шифером…..
- Вот именно, - услышав сигнальное слово, произнес дядя Нёма. Лицо его стало серьезным и жестким, - Этот шифер я обменял у майора интенданта на тушенку и привез в синагогу. А ночью шифер исчез. Все знают, кто это сделал.
- Этот вопрос сейчас не рассматриваетс я, - заметила Вера Николаевна.
- Как это не рассматриваетс я!? – дядя Нёма обернулся ко мне, - Лившиц, дорогой мой, скажите им! Как это не рассматриваетс я!?

Что я мог сказать им? Что дядя Нёма, очень не любит поговорить и нашел подходящую трибуну? Что ему выпала счастливая возможность рассказать всю правду, как учил его в детстве папа? Или о том, что применительно к ч.3 ст.7 Закона «О собственности в РСФСР» это очень важное доказательство?

Я оглянулся на Йосю с немой просьбой о помощи. Йося стал делать дяде Нёме энергичные знаки, и шептать на весь зал: «Нёма, бекицер! Уже выходи!»

Заметив Йосины знаки, дядя Нёма отмахнулся от него и подошёл вплотную к судейскому столу.

- Как Ваше имя-отчество? - спросил он судью.
- Вера Николаевна.
- Вера Николаевна, послушайте меня. Вы такая интересная. Вот я Вам сейчас все расскажу, и Вы потом сами сделаете выводы. У Вас не возникнет никаких вопросов.
- У меня к Вам уже нет никаких опросов. Спасибо, Вы можете идти, - как можно более спокойным тоном сказала судья, одновременно делая мне знаки, чтобы я увел дядю Нёму.

Мы с Йосей подошли к собственному корреспонденту с двух сторон и, взяв его под локти, стали тихонько подталкивать к выходу. Неожиданно для нас дядя Нёма не стал сопротивляться и гордо вышел из зала.

- У вас еще есть свидетели? – спросила Вера Николаевна.
Я утвердительно кивнул.
- Такие же?
Я вздохнул. После этого был объявлен перерыв на обед.

Послеобеденное отделение нашей программы открывали братья Портные.

У Якова Иосифовича вопрос о фамилии, имени и отчестве тоже первоначально вызвал затруднения. Вместо ответа он надолго замолчал и, когда судья поинтересовала сь, понимает ли он ее, Яша вдруг четко ответил:

- Нет! Я очень волнуюсь. А когда я волнуюсь, я начинаю говорить по-румынски.

Теперь надолго замолчала Вера Николаевна. Обычно рассмотрение дела об установлении фактов, имеющих юридическое значение (а именно так называлось наше заявление) занимает у судьи семь с половиной минут. Ну, если учитывать удаление суда в совещательную комнату и вынесение решения, - то восемь минут. Сейчас шла уже сто девяносто пятая минута, до обеда был заслушан всего один свидетель, а в коридоре томилось еще шесть таких же. В зал периодически заглядывали люди, вызванные по другим назначенным делам.

Вера Николаевна подозвала меня к своему столу и шепотом спросила:

- Они ведь все будут говорить одно и тоже?
- Естественно.
- Вы мне дайте списочек свидетелей и примерный текстик показаний, мы их потом в протокольчик запишем, а я быстренько решение вынесу. Только между нами. Вы ведь не возражаете?

Не возражаю ли я? Я срочно дал Йосе задание вывести свой народ из суда. Народ недоумевал, но Йося, который и сам ничего не понял, таинственно сказал: «Так надо!» и народ пошел вслед за ним. Через десять минут Вера Николаевна именем Российской Федерации провозгласила мне и представителю балансодержате ля, что суд установил факт открытого и добросовестног о владения еврейской общиной зданием синагоги.

Регистры бухгалтерского учета местного домоуправления разверзлись и отпустили от себя Бога.

***

Дальнейшее юридическое оформление установленного судом факта заняло не так много времени, как мне бы хотелось с учетом нашего с Йосей соглашения о гонораре. В конечном итоге право собственности было оформлено, зарегистрирова но, учтено и обмыто по русскому обычаю.

Мы вернулись к тому, с чего начали – изгнанию сапожников из храма.

Сапожники перезаключили договор аренды уже с новым собственником, не подозревая об опасности, таящейся в этом малопримечател ьном факте. Через месяц инфляция заставила собственника повысить арендную плату вдвое. Еще через месяц объективные причины вынудили собственника значительно увеличить и эту сумму. А еще через месяц сапожники почувствовали тенденцию и прислали к Йосе делегатов. Делегаты объяснили, что шили тапочки и в кукольных мастерских, и во время сталинских репрессий, и во время хрущеской оттепели и во времена брежневского застоя. Тапочки нужны были людям и в эпоху гласности, будут нужны и потом, когда эта эпоха пройдет. Поэтому сапожники имеют себе на хлеб с маслом, а, если нужно, и Йося это знает, могут сверху ещё черную икру намазать. Хотя это трудно. Но можно. Например, Йося ежемесячно получает лично часть икры и прекращает погоню за инфляцией. Йося сказал, что ему грязные деньги не нужны и все будет по закону. «Зачем по закону?», - взмолились сапожники, - «давай по - честному!». Но Йося был непреклонен.

Честный разговор состоялся уже через несколько дней в кабинете замдиректора «Ростобувьсбыта» или «Обувьсбытснабхренсервиса», вобщем, у сапожников. Фамилия замдиректора тоже была некоторым обстоятельство м, в силу которого он интересовался историей еврейского народа. Именно благодаря этому обстоятельству история не знала случаев, когда бы сапожники и евреи не могли договориться.

В разговоре кроме нас с Йосей решил принять участие Миша Портной, видимо потому, что в суде ему так и не дали слова. Йося сказал ему: «Михаил Иосифович, я Вас умоляю!», и Миша пообещал молчать. Но мы знали, что с Мишиным опытом можно одолеть не только замдиректора, но и замминистра.

Мы пришли с новым вариантом договора аренды, в котором сумма была увеличена в десять раз. Это был ультиматум. Или - или. И всё!

Разговор был продуктивным только первые пять минут. Замдиректора, как человек деловой, посмотрел на договор, что-то посчитал на калькуляторе и сказал:

- Семь восемьсот, больше не могу.
- Это не разговор, - сказал Йося, - Десять.
- Йосиф, кто вам три года назад оплатил ремонт водопровода? – привел замдиректора аргумент, понятный лишь ему и Йосе. При этом Миша метнул в сторону Йоси удивленный взгляд, а Йося покраснел.
- Десять, - твердо сказал Йося.
- У тебя нет совести. Семь восемьсот, - не менее твердо возразил замдиректора.
- Совесть тут не при чем. Десять.

После шестнадцатой репризы я поддержал ослабевшего Йосю, и стал объяснять, что наши требования экономически обоснованы и юридически безупречны, что при несогласии с нашими требованиями сапожникам придется уже сейчас искать себе другое помещение и т.д. Ответ был один:

- Семь восемьсот.

Через час разговор зашел в тупик, однако фраза «семь восемьсот» звучала уже почти, как просьба. Все аргументы сторонами были исчерпаны. Нужен был какой-то нестандартный ход.

Миша Портной за все это время не проронил ни одного слова, но внимательно следил за разговором. Он то удивленно вскидывал брови, то мрачнел, то застегивал пальто на все пуговицы, то расстегивал его. Наконец Миша понял, что настал решительный момент и сказал:

- Лившиц, можно теперь мне?
- Теперь можно.

Михаил Иосифович встал, снова застегнул пальто, выдержал значительную паузу, глядя при этом прямо в глаза замдиректора, и произнес:

- Скажите, Вы еврей?

Замдиректора швырнул ручку на стол и ответил:

- Десять. И через месяц мы уйдем.

***

Название: Re: 01/13/2010 ТАЙНА РОСТОВСКОЙ СИНАГОГИ. Часть 2
Отправлено: тех.админ от Июня 12, 2018, 02:36:43 am

Через пару месяцев сапожники ушли из синагоги. Еще через полгода дядя Нёма уехал в Америку к детям. Потом туда же уехали один за другим братья Портные. Йося Бакшан тоже в Америке - лечит ногу.  В синагоге появились другие, более энергичные люди. Они входят в синагогу через парадную дверь, и на стене висит табличка с надписью. Туда приходит молодежь, которая не знала идиш, но учит иврит и английский, носит на груди серебренные могендовиды, свободно ездит в Израиль на каникулы и общается с раввинами, приезжающими на могилу Любавичского ребе. Бизнесмены, продвинутые в интеллектуальн ом отношении из числа приличных, вспомнили, что они не Михайловичи и Александровичи, а Моисеевичи и Абрамовичи и стали оказывать общине спонсорскую помощь, на которую можно было бы покрыть крышу синагоги голландской черепицей в два слоя. Ее уже не нужно тайком выменивать у интенданта на грузовик с тушенкой. В синагоге теперь нет тайны и у неё свой баланс.  Но это уже другая история и другая культура. И, все-таки... Это не может быть совсем другим. Что-то должно оставаться. Старики передали мне свечку, и я хочу, чтобы она не погасла в моих руках. Я хочу ее донести и передать своим детям, которые думают, что ветер стих.    Current Mood: amused  Tags: евреи	(http://a-kalmeyer.ru//2010/2010_files/clear.gif)
(http://a-kalmeyer.ru//2010/2010_files/clear.gif)	(http://a-kalmeyer.ru//2010/2010_files/clear.gif)	(http://a-kalmeyer.ru//2010/2010_files/clear.gif)