ЭТО ИЗ СТАРЫХ МОИХ РАССКАЗОВ
ЯЙЦА
(Из цикла ВТОРАЯ ВОЛНА)
Первый, безумный день эмиграции подходил к концу. Позади остались вчерашние проводы, первое и последнее в жизни пересечение государственно й границы СССР, перрон в Братиславе, австрийская охрана с автоматами наперевес, затурканная толпа, вывалившая на площадь перед Венским вокзалом, бесконечные проверки документов на пронзительном ветру, мини-автобусы Еврейского Aгентства и гонка по заснеженным, слякотным улицам вечерней Вены в поисках ещё незанятого беженцами пристанища.
Наконец всю нашу группу разместили на раскладушках в огромной ярко освещённой комнате, на третьем этаже старинного, порядком потрёпанного особняка. Чемоданы, узлы, пакеты, авоськи валялись кучами, в которых немыслимым казалось отыскать хоть что-нибудь.
Время приближалось к восьми вечера. Все были голодны, и несмотря на усталость, я вызвался пойти купить что-нибудь съестное в городе, пока лавки ещё не закрылись. Жена, мама и сын согласились, но неожиданно заупрямился папа.
“Я пойду!” – объявил он с апломбом, – “Никто из вас не знает немецкого языка. А я всё-таки кандидатский минимум сдал по немецкому!” Я пытался сказать, что мой английский лучше его немецкого, что здесь наверняка можно объясниться и по-английски, но старый офицер стоял насмерть, и я сдался.
Папа вытащил из кармана наличную валюту, отсчитал 10 фунтов стерлингов и исчез (в отличие от всех нас, обменявших позволенную сумму на доллары, папа, считавший, что разбирается лучше других в тонкостях валютного мира, обменял свои 300 рублей на фунты и всю дорогу рассказывал всем желавшим его слушать о преимуществах фунта перед американским долларом).
Мы сидели на своих раскладушках, ошеломленные событиями прошедших суток, поглядывали на часы, с минуты на минуту ожидая его прихода. Есть хотелось зверски. Прошло двадцать минут. Полчаса. Сорок минут. Час.
Наконец, неся пакет в руках, появился папа, с лицом мрачнее тучи. Он бросил пакет на раскладушку, сел в театральную позу, упёрши голову в руки и злобно сказал в мою сторону: “Вот тебе твоя эмиграция! И вот тебе твой капитализм! Посмотри, куда ты нас привёз! Я тебе говорил, что такое заграница, ты мне не верил – теперь ешь то, что ты натворил!”
Здесь надо объяснить, что папа категорически отказывался уезжать. Он недавно вышел на пенсию, и собирался провести оставшиеся ему годы на диване перед телевизором, с Клубом Кинопутешестви й, Голубым Огоньком и любимыми им правительствен ными концертами. Понадобились месяцы уговоров, в которых учавствовали и мама, и моя жена и даже 15-летний сын. Но большая часть работы пришлась на мою долю. Он выгонял меня из комнаты, бросался стульями, кричал, что мы все можем убираться, но он не уедет с Родины ради того, чтобы стоять в очередях безработных, и чтобы ему дали спокойно умереть у телевизора. Наконец, когда мы заявили, что хорошо, мы все подаём документы на выезд без него, он сдался, но при условии, что я сам отправлюсь в партийную организацию, где он состоял на учёте, чтобы заниматься его исключением из Партии (первый раз, когда я произнёс слова “исключение из Партии”, я думал, его хватит кондрашка).
Теперь я смотрел на папу выжидательно, гадая, что он скажет, купил он нам что-нибудь поесть или нет, но он сидел в позе, изображавшей предельное страдание.
Наконец мама сказала: “Филя, что ты купил на ужин?”
“Яйца!” – трагически выдохнул папа.
“Ну, так слава Богу, хоть что-то есть на ужин.”
“О, да? А вы, все, знаете, сколько мне пришлось здесь заплатить за десяток яиц? Как ты думаешь, умник,” – обратился он ко мне, – “сколько стоит десяток яиц в твоём любимом капиталистичес ком мире?”
“Сколько?” – предвкушая неприятный ответ, промямлил я.
“Семь фунтов стерлингов!” – патетически прорычал папа.
“Не может такого быть. Ты что-то перепутал! Это ни в какие ворота не лезет!”
“Не лезет? Сходи в эту лавку, три квартала отсюда, и спроси сам, сколько это стоит!“
Я сидел, напряжённо пытаясь представить, что означает эта новость для нашего бюджета. Дело швах, это мне было совершенно ясно. При таких ценах нам пятерым не выжить до получения визы. И вообще - неизвестно, как скоро мне удастся устроиться на работу в Америке. Жена работать не сможет, она ни словечка по-английски не знает. Эти деньги, что нам обменяли, надо бы растянуть как можно дольше, но при таких ценах на продукты мы обречены!
Пока папа продолжал вещать, на повышенных тонах, о порядках в мире необузданного капитала, а я пытался продумывать стратегию выживания в этом мире, сын принялся разворачивать пакет с яйцами. Упаковано, надо сказать, было красиво. Под обёрткой из обычной бумаги была ещё бумага вощёная. Развернув её, сын достал коробку с надписью “10 Eier Speziell”, на которой были нарисованы серебристые яйца. И действительно, когда он открыл коробку, каждое из 10 находившихся в ней яиц оказалось завёрнутым в серебряную фольгу.
“Вот за эти их украшения мы и заплатили своими тяжело заработанными фунтами!” – начал было отец, но в это время сын уже развернул фольгу, и на свет показалось нормального размера яйцо, но... сделанное из чистого шоколада!
Мы хором ахнули. Папа застыл посредине фразы в позе Городничего из последнего акта “Ревизора”.
Сын надкусил шоколад – и оказалось, что внутри яйца находилась крохотная модель автомобиля, великолепно выполненного, со всеми миниатюрными деталями, Мерседес-Бенца!
Все, кроме папы, разразились гомерическим хохотом. Папа сидел молча, ошалело глядя, как сын раскусывал одно за другим шоколадные яйца, доставая всё новые, разнообразные игрушки...
В первый наш вечер в проклятом мире капитала нам пришлось ужинать шоколадными яйцами.
Долго после этого, всякий раз, как папа начинал вещать на политические темы, кто-нибудь из нас неизменно произносил слово: “Яйца!” – и он обречённо замолкал...
Current Mood: lazy
Current Music: Gustav Mahler, Symphony #6
Tags: рассказик
Обращение к гостям сайта !
